Дмитрий Хван - Знак Сокола [СИ]

Мартин, словно заворожённый, смотрел на противника, бегущего к берегу, разворачивающегося, стреляющего и снова убегающего. Время потеряло вдруг своё привычное течение, став тягучим, словно смола. Пропали громкие звуки, теперь доносившиеся откуда-то со стороны, приглушённые и размеренные. Короткий и обильный сноп ярких искр, буханье мушкетного выстрела, ор товарищей — всё стало чужим. Мартину показалось, что его взгляд встретился с глазами одного из русских. У того, видимо, молодого парня, была открыта только верхняя часть лица и эти глаза смотрели на шведа насмешливо и дерзко, они как бы показывали, насколько их обладатель уверен в своих силах и в своём оружии. Вот он вскинул свой мушкет, приложив его к плечу. Небольшой сноп огня вырвался из дула и в тот же миг оглушительный грохот, в котором потонули все остальные звуки и ярчайшая вспышка, ослепившая всех, кто был на стене, разорвали окружавшую Мартина действительность. Вдруг стало тихо и покойно.

Небо над Невой постепенно светлело — в Приладожье начинался новый день. Быть бы ему тем же однообразно тихим, изредка перемежаясь со звуком крестьянского топора или хриплым вороньим карканьем, но нет спокойствия на этой земле. Не дают люди покоя ни себе, ни зверю, ни птице. Гордыня человеческая не знает границ — она их постоянно желает раздвинуть и желательно подальше. Но, как часто бывает, каждая коса, да и найдёт на свой камень.

Нотебург, осаждаемый лишь несколько часов, уже был готов к сдаче. Гарнизон крепости, потеряв за это время из пяти сотен человек, находившихся за стенами чуть более пяти десятков, в том числе молившегося в церкви несчастного полковника Кунемундта, доброго пастора Оке Грина и четырёх служителей церкви, морально был надломлен. Нервы солдат не выдерживали столь плачевного положения дел. Было бы сия осада привычной для них, видели бы они врага, да могли бы они отвечать неприятелю ядром и свинцом — вот тут шведский солдат проявил бы все свои лучшие качества. А сейчас он вынужден прятаться от злодейства московского — сводящего с ума дыма зловонного, да взрывающихся над головами бомб. Удивительно, но русские не садили из своих пушек по стенам или башням фортеции, казалось, они не хотят разрушать свою бывшую крепость. Кто-то из офицеров предположил подобное — дескать, они уже видят шведский Нотебург снова русским Орешком, потому им не с руки ломать стены.

— Они нас всех перебьют, стен не разрушив! — воскликнул рыжий капрал, увидев, как очередная бомба свалила на снег двух солдат перебегавших двор. Один помер сразу, а второй ещё около получаса оглашал двор и ближнюю стену криком и стонами, покуда не затих, истекая кровью. Тогда-то и прогремел громом последний довод к немедленной капитуляции — подрыв проездных ворот в Государевой башне. На большее гарнизона не хватило, офицеры не могли принудить солдат к стойкой обороне крепости, ибо сами находились не в лучшем состоянии духа.

Поворчав по поводу устроенной сапёрами перестрелки со шведами, полковник удовлетворённо улыбнулся и не успело ещё каменное крошево осесть на белое покрывало снега, как построенные в цепи четыре сотни ангарцев и стрельцов, чуть качнувшись, пошли вперёд, навстречу своей первой победе над шведом.

— Женя, с Богом! — Смирнов положил руку на плечо Лопахину и кивнул обернувшемуся капитану:

— Смотри, чтобы стрельцы не нанюхались химии. Осаживай их вовремя. Удачи!

Когда до острова осталось менее ста метров, ангарцы, по команде офицеров, доведённым до автоматизма движением, достали из сумки противогаз, представляющий собой маску из эластичной кожи, соединённой с футляром, наполненным активированным углём. Шею защищал наглухо закрытый ворот, а кисти рук — трёхпалые рукавицы с отделением для указательного пальца, чтобы стрелок не испытывал неудобств при обращении с винтовкой. Стрельцам было приказано держаться поодаль, Смирнов возложил на них охранно-конвойные функции. Многого от них не ждали и главное, чего нужно было добиться от бородачей — это того, чтобы они не лезли на рожон и чётко выполняли команды офицеров-ангарцев. Тем временем стрельба по крепости только усиливалась — помимо тяжёлых миномётов и гаубиц, в бой вступили полковые пушки. Вытащенные на лёд, они, после короткой пристрелки, прямой наводкой били по амбразурам Головинской и Государевой башен, чтобы атакующие избежали смертельного фланкирующего огня неприятеля. Одного снаряда, проникавшего внутрь башни, гарантированно хватало для полного выведения из боя одного из ярусов оной. За короткое время ангарские артиллеристы успешно справились с задачей подавления башен и ожидавшие этого цепи стрелков снова устремились вперёд. На подходе к острову были встречены сапёры, ожидавшие своих товарищей. Задачей сапёров было подорвать крепкий подъёмный мост, чтобы дать возможность солдатам проникнуть внутрь башни — а там были ещё одни ворота — внутренние, для них предназначался фугас значительно меньшей силы. Оставался последний рывок и вскоре, миновав вмёрзший в лёд тростник, и держа молчаливые стены под прицелом, ангарцы взошли на крепостной остров. Небольшой ров был вскоре застелен принесёнными с собой и скреплёнными на месте жердями и фашинами, а позже их накрыли подходящими для мощения оcтатками некогда опускавшегося на цепях моста. Внутри башни было темно и дымно — в целом каменная кладка устояла, но кое-где были вырваны приличные куски камня, да пролегли кривые трещины, толщиною с палец. Герса — опускная решётка, защищавшая вход в крепость помимо подъёмного моста, была выломана из креплений и лежала на каменном полу. Несколько трупов шведов были буквально размазаны по камням, а чуть поодаль пара остывавших тел мушкетёров лежали у вторых ворот, ведущих во внутренний двор Нотебурга. Сапёры уже установили заряд и ангарцы быстро покинули башню — на стенах, как и прежде, не было никакого движения. Гулко громыхнул взрыв, и из отверстия ворот вырвалось густое облако пыли и каменной крошки, устилая грязным покрывалом утоптанный снег. Ангарцы устремились внутрь. Но сначала в образовавшуюся дыру от выломанной створки ворот были брошены несколько хлорпикриновых шашек. Судя по отчаянному воплю и удаляющимся голосам, сделано это было не зря. Выйдя из Государевой башни уже с внутренней стороны, а также поднявшись наверх оной, стрелки постепенно захватывали казавшуюся безлюдной эту часть Нотебурга-Орешка. Нет, с дюжину шведов с затравленными глазами и лицами, серыми от страха перед неведомыми воинами в устрашающего вида масках, ангарцы изловили. Пленных сдавали на руки подтягивающимся, согласно приказу, стрельцам. Они же на приготовленных заранее носилках утаскивали в лагерь раненых врагов. Таковых, к слову, было немного — около двух десятков, все с сильными ушибами, переломами, да отравлениями хлорпикрином. Вскоре выяснилось, что большая часть оставшихся в живых шведов заперлась в цитадели — крепость в крепости, что находилась в северо-восточном углу крепости. Зачистка же остальной крепости продолжалась, в каждой постройке, с помощью сапёров или без оной проделывалась брешь, в которую немедленно бросалась шашка с отравляющим веществом. После чего ангарцам оставалось лишь, опасаясь мушкетёров из цитадели, сопровождать ничего не понимающих и рыдающих шведов до стрельцов. До стрельбы доходило крайне редко — шведы, что не успели закрыться в цитадели, были крайне подавлены и весьма вяло сопротивлялись противнику. А тем временем, на санях по заснеженному льду Невы к крепости тащили две пушки. Поставленные на прямую наводку, они пару раз саданули по подъёмному мосту цитадели, с лёгкостью выбив и его, и герсу. Только после этого на Светличной башне цитадели появился швед-барабанщик и ударил «к сдаче». Нотебург сдался русским воинам после нескольких десятилетий пребывания во владении шведской короны.